Рассказ о новом российском законе о праве на забвение в интернете стоит начать с двух небольших историй, без которых не обходится ни одно обсуждение этой темы во всем мире. В 2003 году Барбра Стрейзанд подала в Верховный суд Калифорнии иск, требуя от фотографа Кеннета Адельмана прекратить распространение сделанной со стороны моря фотографии ее поместья в Малибу. Фотография находилась на сайте ответчика среди 12 200 аналогичных снимков калифорнийского берега и предназначалась, вообще говоря, для научных целей. До подачи иска фотография была скачана с сайта шесть раз, из них дважды – адвокатами Стрейзанд.
То, что произошло далее, впоследствии стали называть «эффектом Стрейзанд». Как только о процессе стало известно публике, за месяц фотографию посмотрели почти полмиллиона пользователей. Она, кстати, доступна до сих пор на сайте californiacoastline.org под номером 3850.
Спустя десять лет «эффекта Стрейзанд» добился испанец Марио Костеха Гонсалес. Начав в 2010 году тяжбу с каталонской газетой и Google за удаление c сайта газеты и из поисковой выдачи устаревших сведений о продаже его дома за долги в 1998 году, Марио прославился на весь мир.
13 мая 2014 года спор Марио с Google разрешил Европейский суд – верховная судебная инстанция ЕС подтвердила право испанца на изъятие неприятных для него воспоминаний из результатов поиска. Марио добился своего, но прецедентное решение наделало много шума и в Европе, и за ее пределами.
Данные vs информация
С недавних пор обе эти истории стали актуальны и для России. Согласно принятому на днях закону о забвении (№264-ФЗ), с 1 января 2016 года каждый из нас получит право быть забытым поисковой системой. По требованию гражданина оператор поисковой системы обязан прекратить выдавать ссылки на страницы в интернете, где имеется не устраивающая гражданина информация о нем. Информация, подлежащая удалению, может распространяться незаконно, может быть недостоверной, а может быть законной и достоверной, но «утратившей значение для гражданина в силу последующих событий или действий самого заявителя». Закон также устанавливает порядок взаимодействия граждан с поисковиками и разрешает обращаться в суд с иском о прекращении выдачи ссылок, если поисковик отказался удовлетворить требование.
Авторы законопроекта, несомненно, читали решение Европейского суда по «делу Костехи». В пояснительной записке они даже предусмотрительно указали: предложение согласуется с общеевропейской практикой решения аналогичных вопросов. Тем удивительнее, что с логикой Европейского суда принятый закон имеет мало общего.
«Дело Марио Костехи» вообще-то было про персональные данные. Европейский суд признал поисковик (Google) оператором персональных данных и обязал его исполнять обязанности оператора, установленные Директивой 95/46/ЕС, в том числе содержать данные в актуальном состоянии и удалять их по требованию субъекта данных, если цели обработки достигнуты.
В России на этот счет имеется специальный закон, регулирующий обработку персональных данных, в котором на оператора наложены аналогичные обязанности. По не до конца понятным пока причинам наши законодатели решили не связывать право на забвение с персональными данными. Вместо этого поправки внесли в Закон об информации, информационных технологиях и о защите информации (№149-ФЗ).
Быстрая любовь
У закона об информации вообще интересная судьба. В первые пять лет существования (2006–2011) в него не вносили никакой правки, но за последние четыре года правки происходили не реже чем раз в полгода. Редакция с правом на забвение, которая вступит в силу 1 января 2016 года, станет уже 17-й по счету.
Тому, что 149-ФЗ – это один из самых любимых законов депутатов нынешнего созыва, есть простое объяснение: Российское государство всерьез занялось регулированием интернета. С одной стороны, это разумно – в данной сфере наше законодательство в какой-то момент очень отстало от реальности. Но с другой стороны, то, как это регулирование осуществляется, вызывает много вопросов.
Взять хотя бы скорость принятия законопроектов – закон о праве на забвение пролетел через Думу, как метеор. 29 мая законопроект внесли, а 3 июля его уже приняли в третьем чтении. Такая скоростная забота государства о правах его граждан невольно вызывает подозрения. Тем более что в массе своей граждане, похоже, не ощущали острой необходимости срочно зачищать поисковики от своих данных. Возможно, на скорость принятия повлияло то, что первым предложил узаконить право на забвение помощник президента, бывший министр связи Игорь Щеголев. В России очень хорошо умеют ловить сигналы, приходящие сверху.
Странным образом в процессе скоростного принятия законов, регулирующих интернет, мнение тех, кому их предстоит исполнять – то есть интернет-отрасли, – практически не учитывалось. В итоге как исполнять некоторые законы на практике, не совсем понятно не только участникам рынка, но и регуляторам. Так происходит сейчас с поправками в закон о персональных данных – о локализации в России данных граждан РФ (вступят в силу уже 1 сентября). Проблемы с исполнением могут возникнуть и с законом о праве на забвение.
Странности удаления
Как мы помним, можно потребовать удалить «неактуальную информацию, утратившую значение для заявителя в силу последующих событий или действий заявителя». Из этой формулировки следует, что я могу требовать удалить из поисковой выдачи почти любую информацию о себе. Закон оставляет оператору возможность прислать мне мотивированный отказ, но на практике обосновать такой отказ оператору будет крайне затруднительно.
Закон не устанавливает объективные критерии разделения информации на актуальную и неактуальную. Напротив, он подчеркивает субъективный характер такой квалификации, говоря об утрате значения для заявителя. Кроме того, закон не обязывает пользователя доказывать эту неактуальность, то есть возлагает бремя доказывания «актуальности и значимости для заявителя» на оператора поисковой системы. Как оператор сможет мотивированно объяснить гражданину значимость информации о нем самом, пока не очень понятно.
В решении по «делу Костехи» Европейский суд разъяснил, в каких случаях в удалении информации из поисковика может быть отказано (об этом говорится в последней части решения и в четвертом выводе). Кроме того, в аналогичной ситуации другой российский закон («О персональных данных») обязывает гражданина доказывать неактуальность его данных для их уточнения или удаления оператором.
Отсутствие в законе о забвении хотя бы намека на то, какие критерии могут послужить основанием для отказа в удалении данных, приводит к очевидной неопределенности. Если оператор все же возьмет на себя смелость отказать в удалении ссылок и заявитель оспорит отказ в суде, оператору будет сложно обосновать законность своего решения. Разве что ссылаться на Конституцию и постановления Европейского суда по правам человека. Какое впечатление это будет производить на районных судей, покажет время.
Вероятно, в будущем, после того как возникнет какая-то судебная практика, последуют разъяснения Верховного суда. Не исключено, что кто-то из операторов, проиграв в суде первое же дело о прекращении выдачи ссылок, обратится в Конституционный суд с просьбой проверить соответствие новелл о забвении принципу правовой определенности.
Однако это не снимает вопроса, почему нельзя сразу принять закон, обеспечивающий его однозначное понимание всеми участниками оборота и позволяющий заинтересованным лицам предвидеть последствия своих действий без дополнительных разъяснений высших судов.
Странности запрета удалять
Еще один спорный вопрос, который может спровоцировать обращение в Конституционный суд, – запрет на удаление информации о судимости и даже о событиях, содержащих признаки уголовно наказуемых деяний, по которым не истекли сроки привлечения к ответственности.
Данные о судимости относятся у нас к специальной категории персональных данных, обрабатывать их разрешено ограниченному кругу лиц – государственным и муниципальным органам в пределах их полномочий (ст. 10 закона «О персональных данных»). Уж точно эти данные не являются общедоступными и не должны свободно распространяться через интернет.
Исключения, конечно, бывают – при распространении через медиа информации об общественно значимых уголовных процессах, – но после утраты общественного интереса обработка и распространение данных о судимости должны прекращаться. Было бы логично, если бы судимому гражданину предоставили право удалять из публичного доступа данные о своих прошлых прегрешениях – из специального доступа спецслужб эти данные все равно не исчезнут.
Попробуйте ради интереса обратиться как-нибудь в МВД с запросом о судимости какого-то конкретного гражданина (не себя) и насладитесь ответом. Поэтому предложение законодателей обеспечить всем возможность проверять судимость через интернет, раз полиция справку не дает, весьма оригинально.
Не может не впечатлить и запрет удалять сведения о событиях, содержащих всего лишь признаки уголовно наказуемых деяний с неистекшим сроком привлечения к ответственности. Напомню, что удаляет ссылку на информацию оператор. Не орган исполнительной власти, не прокуратура, а хозяйствующий субъект. Все операторы располагают штатом сильных, опытных юристов, профессионалов в своем деле. Видимо, зная об этом, законодатели предложили им наряду со следователями и дознавателями определять наличие в информации признаков уголовно наказуемых деяний, определять через интернет категорию преступления, сроки давности по нему и только потом мотивированно отвечать заявителю.
И еще вопрос: кто, по мнению законодателей, должен обратиться с запросом, чтобы ему отказали по такому интересному основанию? Если понимать закон буквально, то гражданин, в действиях которого имеются «признаки уголовно наказуемого деяния». И можно только догадываться, как вероятный отказ оператора удалить информацию будет соотноситься с презумпцией невиновности, с установленным порядком возбуждения и расследования уголовных дел.
В целом идея предоставлять гражданам право контролировать распространение информации о себе через интернет абсолютно правильная. Проблема в том, что ее реализация получилась довольно спорной и наводит на мысль, что реальные цели несколько не совпадают с публично заявленными.
Недавно компания Google обнародовала итоги обработки запросов о забвении в Европе – за год, прошедший после решения суда по «делу Костехи», было удовлетворено всего около 40% обращений об удалении ссылок, при этом 95% запросов касались обычных граждан и только 5% имели общественную значимость. Крайне интересно будет в конце 2016 года узнать аналогичную статистику по России. Есть стойкое ощущение, что в нашем случае мы увидим совсем другие цифры и пропорции. Что бы ни писали в пояснительных записках к законопроектам, практика решения многих вопросов у нас все-таки заметно расходится с общеевропейской.